Дальше был разговор с Инной — дева была изрядно напряжена, но пообещала поставить свою подпись под таким же обращением от имени Рюриковичей. В ситуации, когда Дарья находилась неведомо где, а Алексей оказался заперт в Кремле, Инна становилась единственным членом рода, который располагал особой Гранью Дара. Что автоматически придавало ей вес.
Конечно, ещё был Иоанн. Но его Рюриковна в том же самом обращении объявила предателем рода и империи, который будет навсегда изгнан из фамилии и предан забвению.
С учётом всей ситуации, звучало это не слишком убедительно. Но с другой стороны — патриции наверняка были в курсе о битве во дворце Дарьи. К тому же все видели Тьерана и слышали его. Большая часть была в том состоянии, когда слова уже не воспринимаются, но если не считать пропажи белокудрой, во всей этой истории был ещё один момент — наличие могущественных крылатых родичей, способных уничтожать миры.
Чем это было важно? Всё просто — если поставить себя на месте любого патриция, то при мыслях об измене Рюриковичам, в его голове невольно возникнет вопрос — а что, если Дарья всё же упросит своего дальнего многоюродного дядю вмешаться? Или ей не откажет предок? И через десяток лет сюда нагрянет дракон, который просто щёлкнет когтями и обратит в пепел всех, кто когда-то предал императорский род.
Понятное дело, вероятность именно такого поворота событий была невелика. Но и шансы на выживание в таком случае стремились к абсолютному нулю. В отличие от всех иных угроз, противостоять Тьерану было невозможно. По крайней мере прямо сейчас.
Чуть подумав, я по очереди позвонил двум королям — Пруссии и Швеции. Попросив их выпустить точно такие же воззвания, как то, что готовила Кристина. Указать кару за поддержку вторжения из-за пределов этого мира. И упомянуть Меркурия в качестве союзника. С английским монархом и султаном Порты связалась сама рыжеволосая. Как и с герцогом де Таффом, который сейчас возглавлял франков. А с её подачи к этому списку быстро добавились японский император, который формально возглавлял страну, правитель Чосона и король Польши.
Завершив разговор, я увидел подходящего ко мне Оболенского. Остановившись сбоку, тот подкрутил усы и довольно заявил.
— Ну всё, Сиятельство. Можем отправляться на отбор кавалергардов. Толпа уже собирается.
Глава V
Насчёт толпы, князь немного преувеличил — на площади было не больше полутора сотен человек. Из которых сразу десяток представлял собой род Голицыных. Его глава тоже был здесь — решил получить информацию о происходящем из первых уст. Учитывая, что он один из немногих в ком я был хотя бы частично уверен, пришлось потратить время, чтобы изложить факты.
Когда закончил, тот мрачно вздохнул.
— Напасть за напастью. И Трубецкой ещё… Непонятно, что эти пёсьи выродки с ним сотворили.
Вспоминать фразу посланника Дворца Ранс о том, что к этому миру подбираются авангарды сразу нескольких конкурирующих групп, я не стал. Это уже было бы лишней информацией — пусть Ярополк сначала освоится с той, что ему уже известна. Шокировать старых и консервативных смертных нужно постепенно.
— Мы всё выясним. Как только ударим по Москве, освободим императора и подавим мятеж.
Тот с задумчивым видом кивнул. Я же ещё раз окинул взглядом площадь. Людей становилось всё больше — теперь это и правда походило на небольшую толпу.
Правда, основная масса явно не относилась к высшим патрицианским родам. Если первыми прибыли как раз они или их вассалы, то сейчас пространство брусчатки быстро заполнялось разномастно одетыми людьми, у части которых вовсе не было родовых перстней. Те, кто мог управлять силой, но по какой-то причине не относился ни к одному из дворянских родов, решили воспользоваться полученным шансом.
Большая их часть была откровенно слаба. Редкие Мастера, много Окольничих и ещё больше Тысячников. Но сейчас суть была не в этом. Мне были нужны те, кто пожелает идти в бой по своей воле. Захочет победить и уничтожить врага. Пусть даже они будут делать это не потому что рвутся спасти своего императора или этот мир, а из-за мечтаний о социальном статусе и богатстве. Основной момент — чтобы искренне хотели победы.
Что интересно — если не считать Голицыных, никто из сильных родов сюда так и не явился. Некоторые прислали своих вассалов, но ни один не отправил родную кровь. А подавляющее большинство и вовсе проигнорировало призыв Ратибора. Вернее, формально как раз отреагировали. Но один кандидат в кавалергарды, который являлся сыном кого-то из вассалов третьего плана — ход, позволяющий понять реальное отношение патрициев к процессу.
Сам Оболенский это тоже прекрасно понимал. Оттого и поглядывал на людей с их гербами хмуро и неприветливо. Зато общее количество собравшихся, число которых постоянно росло, патриция однозначно радовало.
Подождав ещё пять минут он при помощи силы воздвиг себе трибуну, использовав для этой цели наполненный досками грузовик, который попал в аварию неподалёку. Вёз груз в один из княжеских особняков для ремонта, но не доехал — водитель потерял сознание после появления Тьерана и машина врезалась в фонарный столб.
Речь, которую озвучил Ратибор, была неплохой. Но слишком уж классической. Хотя, если подумать — почти все полководцы во все времена выражались одинаково. Апеллировали к ценностям, говорили о чём-то, ради чего можно отдать свою жизнь и убеждали стоящих перед ними людей, что они должны пожертвовать собой ради чего-то ещё. В лучшем случае — ради жизней других людей, ну а в худшем — ради непонятных идеалов. Одно горное племя, к примеру, пятнадцать лет воевало со всеми соседями, потому что те носили «не те» головные уборы.
Правда, как потом оказалось, дело было в вожде. Почувствовал, что его поддавливают со всех сторон конкуренты и придумал повод для начала войны. Под предлогом которой избавился сразу от всех соперников — кто-то получил удар копьём в спину, другие погибли во время боёв с врагами, а третьи так перепугались, что принялись целовать его ноги и уверять в своей полной преданности. А потом вождь втянулся так, что было уже не остановить. Полная власть и никаких поползновений по поводу её отьёма — подобное развращает почти моментально. К тому же, уровень жизни, как называли его варвары, рухнул вниз. Тогда как количество свободных женщин резко выросло.
В конце концов, даже до дикого горного бога, которому поклонялись все окрестные племена и который был обычно рад войне, потому что она означала щедрые подношения, дошла суть ситуации. Тогда он явился в то племя лично, содрал кожу с перешедшего грань вождя и повесил его за ногу на дерево, в назидании остальным. После чего забрал с собой десяток самых красивых женщин и был таков.
Минерву, надо сказать, всегда раздражал такой подход смертных к войне. Сестра считала, что жизнь и есть главная ценность. А умирать ради того, что уже через поколение покажется твоим потомкам козлиным дерьмом — такая себе идея. По крайней мере, если речь не шла о прямом нападении со стороны противника или битве против фанатиков, желающих уничтожить твой народ.
Не самая типичная позиция среди богов, надо сказать. Которая по понятным причинам, порой доводила до исступления Марса.
В любом случае, сейчас мне требовались не просто солдаты, а горящие желанием победы добровольцы. Потому, дождавшись, пока Ратибор закончит говорить, я сам поднялся на созданную им трибуну.
Постоял. Присмотрелся к колышущейся передо мной толпе, в которой уже было не меньше пары тысяч человек. Задействовал Глас.
— Вы умрёте.
Неожиданное начало заставило смертных разом замолкнуть, уставившись на меня. А в голове прозвучал голос Мьёльнира.
— Ты уверен, что сс-с-стоит говорить речь? Может пусс-с-сть лучше кто-то ещё их приободрит?
Спутник чувствовал моё настроение, а иногда и мысли. Но явно не понимал, какого именно эффекта я сейчас хочу добиться. Тогда как я продолжил.
— Именно об этом стоит думать, когда станете записываться в кавалергарды. Первой задачей полка станет подавления княжеского мятежа. Уничтожение тех, кто предал всё человечество и оказался на стороне иномировых захватчиков.